МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

83

мольбы или же описаний несбывшихся надежд. Всякая вера в дей­ственность магии имеет параллель среди иллюзий субъективного эмоционального опыта, быстро улетучивающихся из сознания ци­вилизованного рационалиста (хотя даже оно никогда не бывает полностью избавлено от таких иллюзий), но властно завладеваю­щих умами простых людей любой культуры, а тем более — умами дикарей.

Таким образом, основы веры в магию, как и основы магических обрядов не берутся из воздуха, а обусловлены реальным эмоцио­нальным опытом, в котором к человеку как будто бы приходит осо­бая сила, способствующая достижению желаемой цели. Теперь мы должны задать вопрос: каково отношение между упованиями, ро­ждаемыми таким опытом, и реальностью? Пусть эти иллюзии пред­ставляются человеку примитивного общества весьма правдоподобны­ми, но как могут они долгое время оставаться не разоблаченными?

Ответ будет следующим. Во-первых, хорошо известно, что в че­ловеческой памяти свидетельства положительного исхода всегда зат­мевают свидетельства отрицательного. Один выигрыш легко пере­вешивает несколько проигрышей. Поэтому примеры, подтверждаю­щие действенность магии, всегда оказываются гораздо более убеди­тельными, чем те, что отрицают ее. Но есть и другие факты, которые реальными или иллюзорными свидетельствами оправдывают упова­ния на магию. Мы видели, что магический обряд должен был заро­диться из откровения, как бы полученного в момент реального эмо­ционального испытания. Но человек, который в результате такого испытания постиг, сформулировал и передал своим соплеменникам ядро нового магического действа — сам при этом, о чем непременно следует помнить, движимый искренней верой — явно был гением. Люди, унаследовавшие эту магию и практиковавшие ее после него, — без сомнения, постоянно достраивая ее и развивая, хотя и веря, что просто следуют традиции, — непременно должны были быть утонченными интеллектуалами, натурами энергичными и пред­приимчивыми. Это должны были быть люди, достигавшие успеха во всех начинаниях. Эмпирическим фактом является то, что во всех примитивных обществах магия и выдающаяся личность всегда идут рука об руку. Таким образом, магия всегда совпадает с личными удачами, мастерством, отвагой и силой ума. Неудивительно, что она считается источником успеха.

Такая персональная репутация мага и ее роль в укреплении веры в эффективность магии обусловливают интересное явление: его

можно назвать "текущей мифологией" магии. Каждый "большой" маг обрастает ореолом историй об удивительных исцелениях или убийствах, добычах, победах и любовных завоеваниях. В каждом обществе дикарей такие истории образуют костяк веры в магию, так как непрерывная хроника магических чудес, подтверждаемых лич­ными эмоциональными переживаниями, которые имеются у каждо­го, упрочивает веру в магию до такой степени, что она оказывается вне всяких сомнений и подозрений. Всякий выдающийся специа­лист, практикующий магию, помимо того, что он апеллирует к тра­диции и к наследию предшественников, создает свой личный ва­риант "наработанных чудес".

Таким образом, миф — это не мертвый продукт ушедших веков, сохраняющийся лишь как любопытное повествование. Это живая сила, постоянно порождающая новые явления, постоянно окружа­ющая магию новыми подтверждениями. Магия движется славой древней традиции, но она также создает свою атмосферу вечно ро­ждающегося мифа. Существует как совокупность устоявшихся, стандартизованных и составляющих фольклор данного племени ле­генд, так и постоянный поток рассказов о текущих событиях, подоб­ных тем, что происходили в мифические времена. Магия является связующим звеном между исконным мастерством Золотого Века и чудотворной силой настоящего. Поэтому магические формулы изо­билуют мифологическими аллюзиями, которые, будучи высказаны, высвобождают силы прошлого и переносят их в настоящее.

Все это позволяет нам увидеть роль и значение мифологии в новом свете. Миф — не есть дикарское гипотезирование о происхождении вещей, порожденное философским интересом. Не является он также и результатом наблюдений над природой — чем-то вроде символи­ческого представления ее законов. Миф — это историческое изло­жение одного из тех событий, которые раз и навсегда утверждают истинность того или иного рода магии. Иногда это действительное свидетельство магического откровения, исходящее непосредственно от первого человека, которому магия открылась при каких-то дра­матических обстоятельствах. Чаще же миф состоит в изложении того, каким образом магия стала достоянием клана, общины или племени. В любом случае он является свидетельством ее истинности, ее родословной, верительной грамотой ее притязаний на состоятель­ность. И как мы уже видели, миф является естественным продуктом человеческой веры, потому что каждая сила должна явить свиде­тельства своей эффективности, должна действовать и славиться

Б. Малиновский

МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

85

своим действием, чтобы люди могли верить в ее могущество. Каждое верование порождает свою мифологию, ибо нет никакой веры без чудес, и главный миф — это просто рассказ о первом чуде магии. Можно сразу же добавить, что миф может относиться не только к магии, но и к любой форме социальной власти или социального притязания. Он всегда используется для объяснения особых приви­легий или обязанностей, впечатляющего социального неравенства, тяжкого бремени социального ранга — как очень высокого, так и очень низкого. Мифологические рассказы также прослеживают ис­токи религиозных верований и власти религии. Религиозный миф, однако, является скорее откровенной догмой — утверждением веры в потустороннюю реальность, в сотворение мира, в природу богов — представленной в форме рассказа. Вместе с тем, "социологический миф", особенно в примитивных культурах, обычно сливается с ле­гендами об источниках магической силы. Можно без преувеличения сказать, что самой типичной, самой высокоразвитой мифологией примитивных обществ является мифология магии, и функция мифа заключается не в объяснении происхождения вещей, а в утвержде­нии существующего порядка, не в удовлетворении человеческой лю­бознательности, а в упрочении веры, не в развертывании занима­тельной фабулы, а увековечивании тех деяний, которые свободно и часто совершаются сегодня и столь же достойны веры, как сверше­ния предков. Эту тесную и глубокую связь между мифом и культом, эту прагматическую функцию мифа, состоящую в укреплении веры, ученые так упорно не замечали в своем непомерном увлечении эти­ологической, или объяснительной, теорией мифа, что было совер­шенно необходимо подробно осветить ее.

5. МАГИЯ И НАУКА

Нам пришлось сделать экскурс в проблемы мифологии, чтобы обнаружить, что миф порождается воображаемыми или реальными успехами магии. Ну а как насчет ее неудач? При всей той мощной поддержке, которую магия черпает в стихийной вере и стихийном обряде — производных острого желания или неконтролируемого чувства — при всей той впечатляющей ауре, какую придают ей личный авторитет, социальное влияние практикующих магов и слава об их успехах — при всем этом случаются и провалы, и срывы. Мы бы сильно недооценили ум и логику дикаря, его способность

извлекать реалистические выводы из практического опыта, если бы посчитали, что он не осознает этого или пренебрегает этим.

Во-первых, магия требует строгого соблюдения множества усло­вий: точное воспроизведение заклинания, безукоризненное испол­нение обряда, неукоснительное следование табу и предписаниям, которые сильно сковывают мага. Если одно из многочисленных ус­ловий не выполняется, магия не удается. И даже если магический акт выполнен совершенно безупречно, его результат все же может быть сведен на нет: ибо на всякую магию существует своя противо-магия. Если, как мы показали, магия рождается из сочетания упор­ного желания человека со своенравной прихотью случая, то каждое желание, положительное или отрицательное — каждое "хочу" и каждое "не хочу" — должно иметь свою магию. Во всех своих со­циальных и вселенских амбициях, во всех своих стремлениях до­биться счастья и завоевать благосклонность судьбы человек дейст­вует в атмосфере противодействия, соперничества, зависти и недо­брожелательства. Ибо удача, собственность и даже здоровье — вещи соизмеримые и сопоставимые, и если ваш сосед имеет больше скота, больше жен, больше здоровья и больше власти, чем вы, то вы чув­ствуете себя превзойденным и униженным. И такова уж натура че­ловека, что он испытывает от чужих неудач столь же острое удов­летворение, как и от своих успехов. Этой социологической игре желания и "противожелания", амбиций и враждебности, успеха и зависти соответствует игра магии и "контр-магии", или же магии белой и магии черной.

В Меланезии, где я непосредственно изучал эту проблему, не существует ни одного магического действия, относительно которого нет твердого убеждения в том, что ему имеется противодействие: если оно окажется сильнее, то может полностью свести на нет ре­зультат первого. В некоторых видах магии, как, например, в тех, что имеют дело со здоровьем и болезнями, формулы фактически представлены парами. Колдун, обучающийся ритуалу, вызывающе­му какую-то болезнь, в то же время выучивает формулу и обряд, которые могут полностью аннулировать действие вредоносной магии. Так же и в любовной магии: здесь тоже не только действует убеждение, что если для того, чтобы завоевать одно сердце, исполь­зуются две формулы, то более сильная возьмет верх над более сла­бой, но имеются и заклинания, призванные охладить чувства любов­ницы или жены своего соперника. Представлен ли этот дуализм магии в остальном мире так же последовательно, как и на островах

86

Б. Малиновский

МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

87

Тробриан — трудно сказать, но тот факт, что оппозиция белой и черной, положительной и отрицательной магии существует повсю­ду, не подлежит сомнению. Таким образом, неудачу магии всегда можно объяснить ошибкой памяти, небрежностью исполнения, не­соблюдением табу, и — последнее, но не менее важное, — тем, что кто-то применил "контр-магию".

Теперь мы можем более полно определить соотношение магии и науки, в общих чертах уже обозначенное выше. Магия сродни науке в том, что она всегда имеет определенную цель, тесно связанную с человеческими инстинктами, потребностями и занятиями. Искусст­во магии направлено на достижение практических целей. Подобно другим умениям и ремеслам, она также руководствуется "теорией", системой принципов, которые диктуют то, каким образом должно быть выполнено действие, чтобы оно было эффективным. Анализи­руя магические заклинания, обряды, вещества и предметы, мы обнаружили, что имеется ряд общих принципов, которые в них вы­ражены. Как наука, так и магия развивают свой собственный метод. В магии, как и в других искусствах, человек может уничтожить то, что он сделал, или исправить нанесенный им ущерб. Действительно, в магии количественные эквиваленты черного и белого, по всей ве­роятности, должны быть намного более уравновешены, а следствия колдовства в большей степени могут быть ликвидированы анти-кол-довством, чем это возможно в любом другом практическом мастер­стве или ремесле. Одним словом, как магия, так и наука проявляют определенное сходство, и вслед за сэром Джеймсом Фрэзером мы можем вполне обоснованно назвать магию псевдонаукой.

Ложный характер этой псевдонауки отнюдь не трудно распоз­нать. Наука, даже в форме примитивных знаний дикаря, основыва­ется на обычном, универсальном опыте повседневной жизни, опыте, добытом человеком в борьбе с природой за свое существование и безопасность, основанном на наблюдении и закрепленном рассуд­ком. Магия основывается на специфическом опыте эмоциональных состояний, когда человек наблюдает не над природой, а над самим собой, когда не рассудок постигает истину, а игра эмоций с челове­ческим организмом создает иллюзию откровения. Наука основыва­ется на убеждении, что опыт, усилия и логика действенны; а магия — на вере в то, что надежда не может не сбыться, а желание не может быть обмануто. Научные учения диктуются логикой, а учение магии — ассоциацией идей под воздействием желания. Эм­пирическим фактом является то, что совокупность рациональных

знании и совокупность знании магических, каждая, включены в раз­личные традиции, в различный социальный контекст, в различные виды деятельности. И все эти отличия ясно осознаются дикарями. Одно составляет сферу мирского; другое, окруженное таинствен­ностью, предписаниями и табу, является частью сферы сакрального.

6. МАГИЯ И РЕЛИГИЯ

Как магия, так и религия зарождаются и функционируют в ситу­ациях эмоционального стресса, таких, как кризисы жизненного цикла и жизненные тупики, смерть и посвящение в племенные та­инства, несчастная любовь и неудовлетворенная ненависть. Как магия, так и религия предлагают выход из ситуаций и состояний, не имеющих никакого эмпирического разрешения, только посредст­вом ритуала и веры в сверхъестественное. Эта сфера в религии охватывает веру в призраков и духов, мифических хранителей пле­менных тайн, примитивных посланцев провидения; в магии — веру в ее первозданную силу и могущество. Как магия, так и религия основаны строго на мифологической традиции и обе существуют в атмосфере чуда, в атмосфере постоянных проявлений чудотворной силы. Обе они окружены запретами и предписаниями, которые от­граничивают сферу их влияния от мира профанного.

Что же тогда отличает магию от религии? В качестве отправного пункта мы выбрали самое отчетливое и ясное разграничение: мы определили магию как практическое искусство в сфере сакрального, состоящее из действий, которые являются только средствами дости­жения цели, ожидаемой как их следствие; религию же — как сово­купность самодостаточных актов, цель которых достигается самим их свершением. Теперь мы можем проследить это отличие более глубоко. Практическое ремесло магии имеет свою ограниченную, узко очерченную технику: заклинание, обряд и наличие исполните­ля — вот что образует ее нехитрое триединство, своего рода маги­ческую Троицу. Религия, с ее многосложными аспектами и целями, не имеет такой простой техники, и ее единство может быть обнару­жено не в форме ее действий и даже не в единообразии ее содержа­ния, а, скорее, в функции, которую она выполняет, и в ценностном смысле ее веры и ритуала. И опять же, вера в магию, сообразно своему незамысловатому практическому характеру, исключительно проста. Она всегда заключается в убеждении в способности человека

88

Б. Малиновский

МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

89

достигать некоторых определенных результатов посредством опре­деленных заклинаний и обрядов. В религии же мы имеем целый мир сверхъестественных объектов веры: пантеон духов и демонов, благосклонные силы тотема, дух-хранитель, племенной Всеотец и образ загробной жизни образуют вторую сверхъестественную реаль­ность примитивного человека. Мифология религии также более раз­нообразна, сложна и креативна. Обычно она сосредоточена вокруг различных догматов веры и развивает их в космогонии, сказаниях о деяниях культурных героев, богов и полубогов. Мифология же магии, несмотря на всю свою значимость, состоит лишь из неизменно повторяющихся переутверждений первичных достижений.

Магия, особое искусство, предназначенное для особых целей, во всякой своей форме становится однажды достоянием человека и дальше должна передаваться по строго определенной линии из по­коления в поколение. Поэтому с самых ранних времен она остается в руках избранных, и самой первой профессией человечества явля­ется профессия колдуна или знахаря. Религия же, напротив, в при­митивных условиях является делом всех, в котором каждый прини­мает активное и равноценное участие. Каждый член племени должен пройти инициацию, а затем сам участвует в инициациях других, каждый причитает, скорбит, копает могилу и поминает, и в должное время каждый, в свою очередь, тоже будет оплакан и помянут. Духи существуют для всех, и каждый становится духом. Единственная специализация в религии — т.е. ранний спиритуалистический ме­диумизм — является не профессией, а индивидуальным даром. Еще одно отличие магии от религии — игра черного и белого в колдов­стве. Религии в на ранних стадиях не присуще столь явное проти­вопоставление добра и зла, благотворных и вредоносных сил. Это также связано с практическим характером магии, которая стре­мится к конкретным, легко поддающимся оценке результатам, в то время как ранняя религия, хотя и является носительницей нравственности по сути своей, оперирует с роковыми, непоправи­мыми событиями, а также входит в контакт с силами и существами куда более могущественными, чем человек. Не ее это дело — переделывать дела человеческие. Афоризм — страх прежде всего создал богов во вселенной — представляется определенно невер­ным в свете антропологии.

Чтобы в полной мере понять различие между религией и магией и иметь ясную картину тройственного созвездия магии, религии и науки, давайте кратко очертим культурную функцию каждой.

функция примитивных знаний и их значение уже рассматривались, и действительно понять их несложно. Знакомя человека с его окру­жением, позволяя ему использовать силы природы, наука, прими­тивные знания даруют ему огромное биологическое преимущество, высоко поднимая над остальным мирозданием. К пониманию фун­кции религии и ее значения мы пришли в обзоре верований и куль­тов дикаря, представленном выше. Там мы показали, что религиоз­ная вера обосновывает, закрепляет и развивает все полезные уста­новки, такие, как почтение к традиции, гармония с окружающим миром, мужество и самообладание в борьбе с трудностями и перед лицом смерти. Эта вера, воплощаемая в культе и обряде и поддер­живаемая ими, имеет огромное биологическое значение и открывает человеку примитивной культуры истину в более широком, прагма­тическом смысле слова.

В чем же культурная функция магии? Мы видели, что любой инстинкт и эмоция, любое практическое занятие могут завести человека в тупик или подвести его к пропасти — когда пробелы в его знаниях, ограниченность его способности к наблюдению и размышлению в решающий момент делают его беспомощным. Че­ловеческий организм реагирует на это спонтанным взрывом эмо­ций, в котором рождаются зачатки магического поведения и за­чаточная вера в его эффективность. Магия закрепляет эту веру и этот рудиментарный обряд, отливает их в стандартные, освящае­мые традицией формы. Таким образом, магия обеспечивает при­митивного человека готовыми ритуальными способами действий и верованиями, определенными духовными и материальными тех­никами, которые в критические моменты могут послужить как бы мостами, перебрасываемыми через опасные пропасти. Магия по­зволяет человеку с уверенностью заниматься своими важными де­лами, сохранять устойчивость и целостность психики при вспыш­ках гнева, в приступах ненависти, при безответной любви, в ми­нуты отчаяния и тревоги. Функция магии заключается в ритуа-лизации человеческого оптимизма, в укреплении его веры в побе­ду надежды над страхом. Магия есть свидетельство того, что для человека уверенность важнее сомнения, упорство лучше, чем ко­лебания, оптимизм предпочтительнее пессимизма.

Глядя издалека и с высока, с вершин нашей развитой цивилиза­ции, нам, куда более надежно защищенным, легко увидеть всю вуль­гарность и несостоятельность магии. Но без ее силы и руководства ранний человек не мог бы справляться со своими практическими

90

Б. Малиновский

МАГИЯ, НАУКА И РЕЛИГИЯ

91

трудностями так, как он это делал, не смог бы продвинуться к более высоким стадиям развития культуры. Вот почему в примитивных обществах магия имеет универсальное распространение и такую ог­ромную власть. Вот почему мы находим магию неизменным спут­ником всякого важного занятия. Я думаю, мы должны видеть в ней воплощение высокого безрассудства надежды, которое и сегодня остается наилучшей школой человеческого характера.1

ton, The Melanesians, 1891;C.G.Seligman, The Melanesia™ of British New Guinea, 1910;R.Thurnwald, Forschungen аиf den Solominseln und Bismarckarchipel, 2 vols., 1912;R.T.Thurawald, Die Gemeinde der Ba-naro, 1921;B.Malinowski, The Natives of Maitu, 1915(in: Trans, of the R. Soc. of S. Australia, Vol.XXXIX); "Baloma", in: Journ. of the R. An-throp. Institute, 1916;B. Malinowski, Argonauts of the Western Pacific, 1922, см. также: В.Malinowski, in: Psyche, III, 2;IV, 4;V, 3, 192.3-5.

1 Библиографические примечания. Наиболее важными работами по при­митивной религии, магии и знаниям, прямо или косвенно цитируемыми в тексте, являются: E.B.Tylor, Primitive Culture, 4th ed., 2vols., 1903;J.F.McLennan, Studies in Ancient History, 1886;W.Robertson Smith, Lectures on the Religion of the Semites, 1889;A.Lang, The Making of Religion, 1889;A.Lang, Magic and Religion, 1901. Эти работы, хотя и содержат устаревшие материалы, а также некоторые устаревшие выво­ды, тем не менее дают пищу для размышлений и заслуживают изучения. Совершенно новыми и представляющими самые современные точки зре­ния являются классические работы Фрэзера:J.Frazer, The Golden Bough, 3rded.; Totemism and Exogamy, 4vols., 1910;Folklore in the Old Testament, 3vols., 1919;The Belief in Immortality and The Worship of the Dead, 3vols., 1913-24. Наряду с работами Фрэзера следует про­читать две превосходные работы Кроули:E.Crawley, The Mystic Rose, 1902;The Tree of Life, 1905. См. также две исключительно важные работы, посвященные морали:E.Westermarck, The Origin and Deve­lopment of the Moral Ideas, 2 vols., 1905;L.T. Hobhouse, Morals in Evolution, 2nded., 1915. Далее:О.СВпп^,оп,Religions of Primitive Peoples, 1899;K.Th.Preuss, Der Ursprung der Religion und Kunst, 1904(in: "Globus" serially)^ R.R.Marett, The Threshold of Religion, 1909;H.Hubert, M.Mauss, Melanges d'histoire des religions, 1909;A.van Gen-nep, Les Rites de passsage, 1909;J.Harrison, Themis, 1910-12;I.King, The Development of Religion, 1910;W.Schmidt, Der Ursprung der Got-tesidee, 1912;E.Durkheim, Les Formes elementaires de la Vie religieuse, 1912;P. Ehrenreich, Die Allgemeine Mythologie, 1910;R.H.Lowie, Pri­mitive religion, 1925. Энциклопедический обзор фактов и мнений можно найти в объемной книге Вундта:W.Wundt, Volkerpsychologie, 1904ff. Превосходной и незаменимой для серьезного ученого является и энцик­лопедия Хастингса:J.Hastings, Encyclopedia of Religion and Ethics. Примитивные знания в частности обсуждаются Леви-Брюлем:Levy-Bruhl, Les fonctions mentalees dans les societes inferieures, 1910. См. также:F.Boas, The Mind of Primitive Man, 1910;R.Thurnwald, Psyc-hologie des Primitiven Menschen, in: Handbuch der vergl. Psychol., ed. by G.Kafka, 1922;A.A.Goldenwasser, Early Civilization, 1923;R.H.Lowie, Primitive Society, 1920;A.L.Kroeber, Anthropology, 1923. Более подробную информацию о туземцах Меланезии см.:R.H.Codling-

МИФ В ПРИМИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ

93

МИФ В ПРИМИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ ПОСВЯЩЕНИЕ СЭРУ ДЖЕЙМСУ ФРЭЗЕРУ

Если бы в моей власти было вернуть прошлое, то я хотел бы перенести вас на двадцать лет назад в старый славянский универ­ситетский город — я имею в виду город Краков, древнюю столицу Польши и местонахождение старейшего университета Восточной Ев­ропы. Тогда бы я смог показать вам студента, покидающего средне­вековые стены университетского колледжа, в явно подавленном со­стоянии духа, но крепко сжимающего в руках в качестве единствен­ного утешения три зеленых томика с хорошо известным золотым оттиском на переплете — изящным изображением белой омелы, сим­волом "Золотой ветви".

Мне только что велели по состоянию здоровья оставить физичес­кие и химические исследования, но разрешили продолжать мои лю­бимые факультативные занятия, и я решил предпринять первую попытку прочитать английский шедевр в оригинале. Возможно, мои душевные страдания отступили бы, если бы мне дано было загля­нуть в будущее и предвидеть настоящий момент, узнать, что я удос­тоюсь огромной чести произнести речь, посвященную сэру Джеймсу Фрэзеру в столь представительной аудитории и на языке самой "Зо­лотой ветви".

Ибо как только я начал читать этот великий труд, я сразу же был захвачен и покорен им. Я понял тогда, что антропология, такая, какой ее представил сэр Джеймс Фрэзер, — это великая наука, достойная столь же ревностной преданности, как и любая из ее старших и более точных ученых сестер, и я отдался служению ан­тропологии Фрэзера.

Мы собрались здесь для того, чтобы отметить ежегодный тотеми-ческий праздник "Золотой ветви"; оживить и укрепить узы антро­пологического единства; вновь прикоснуться к источнику и символу наших антропологических интересов и привязанностей. Я лишь ваш

скромный глашатай, выражающий общее восхищение перед вели­ким автором и его классическими работами: "Золотая ветвь", "То­темизм и экзогамия", "Фольклор в Ветхом Завете", "Задача души", "Вера в бессмертие" (The Golden Bough, Totemism and Exogamy, Folklore in the Old Testament, Psyche's Task, The Belief in Immor­tality). Мне следовало бы, как поступил бы истинный практикую­щий маг туземного племени, зачитать полный список его работ, чтобы их дух (их "мана") посетил нас.

Моя задача и приятна и в известном смысле проста, ибо во всем, что бы я ни сказал, имплицитно отдается дань тому, кого я всегда считал Мастером. Вместе с тем, это же самое обстоятельство делает мою задачу сложной, ибо получив от него столь много, я вряд ли в состоянии вернуть столько же. Поэтому мне лучше устраниться, даже сейчас, когда я обращаюсь к вам, и предоставить другому говорить моими устами — тому другому, кто был для сэра Джеймса Фрэзера вдохновителем и спутником жизни, кем и сам сэр Джеймс был для нас. Едва ли мне нужно говорить вам, что этот другой — не кто иной, как современный представитель примитивного общес­тва, современный дикарь, мысли, чувства и само дыхание которого пронизывают все, что написано Фрэзером.

Другими словами, я не буду пытаться угостить вас какими-либо из моих теорий, а вместо этого изложу некоторые результаты ан­тропологической полевой работы, выполненной мною на северо-за­паде Меланезии. Более того, я ограничусь темой, на которой сэр Джеймс непосредственно не концентрировал своего внимания, но при изучении которой, как я попытаюсь показать, его влияние ока­зывается столь же плодотворным, как и при анализе всех тех мно­гочисленных проблем, что исследовались им самим.

[Представленное выше является вступительной частью речи, произнесенной в честь сэра Джеймса Фрэзера в университете города Ливерпуль в ноябре 1925г.]

МИФ В ПРИМИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ

95

I. РОЛЬ МИФА В ЖИЗНИ

Обращаясь к рассмотрению типичной меланезийской культуры и обзору взглядов, обычаев и поведения туземцев, я намерен показать, как глубоко священная традиция, миф проникают во все их занятия и как сильно они контролируют их социальные и моральные про­явления. Другими словами, тезис данной работы заключается в том, что между словом, логосом — мифами, священными сказаниями племени, — с одной стороны, и ритуальными действиями, мораль­ными установками, выражающимися в поступках, социальной орга­низацией и даже практической деятельностью, с другой, существует тесная связь.

Чтобы заложить фундамент для описания моих меланезийских наблюдений, я коротко охарактеризую современное состояние на­учного изучения мифологии. Даже поверхностный обзор литерату­ры свидетельствует, что у нас нет оснований жаловаться на однооб­разие взглядов или отсутствие полемики. Если взять лишь самые последние современные теории, выдвинутые для объяснения приро­ды мифа, легенды и волшебной сказки, то следует поставить на первое место, по крайней мере в том, что касается количества работ и напористости, так называемую школу натурмифологии, которая процветает главным образом в Германии. Сторонники этой школы утверждают, что первобытный человек глубоко интер£совался при­родными явлениями и что его интерес носил преимущественно тео­ретический, созерцательный и поэтический характер. Пытаясь ото­бразить и интерпретировать фазы луны или регулярный и вместе с тем меняющийся путь солнца по небу, он создавал своего рода сим­волические персонифицированные рапсодии. Для приверженцев этой школы каждый миф в качестве своей основы или первичной сущности имеет то или иное естественное явление, настолько искус­но вплетенное в повествование, что иной раз оказывается почти невозможно распознать его. Большого согласия среди этих ученых относительно того, какого рода естественное явление лежит в основе большинства мифологических построений, не наблюдается. Сущест-

вуют исключительно лунные толкователи мифологии, настолько одержимые своей идеей, что даже мысли не допускают о том, что какой-либо другой феномен, кроме ночного спутника земли, спосо­бен служить предметом восторженных интерпретаций дикаря. Об­щество сравнительных исследований мифа, основанное в Берлине в 1906 году и имеющее среди своих сторонников таких известных ученых, как Эренрайх, Зике, Винклер, проводит свою работу под знаком луны. Другие, как, к примеру, Фробениус, считают солнце единственным объектом, вокруг которого примитивный человек концентрировал свои символические сказания. Затем имеется школа метеорологических толкователей, которые считают основанием мифа ветер, погоду и краски неба. К этой группе принадлежат такие хорошо известные авторы старшего поколения, как Макс Мюллер и Кун. Некоторые из этих узко специализированных мифологов яростно сражаются за то или иное небесное тело или принцип; дру­гие придерживаются более широких взглядов и готовы признать, что первобытный человек создал свою мифологическую смесь изо всех небесных тел вместе взятых.

Я пытался честно и беспристрастно представить натуралистичес­кие интерпретации мифов, но, откровенно говоря, эта теория кажет­ся мне одной из самых экстравагантных из когда-либо существовав­ших в антропологии или гуманитарном знании — и неспроста. Те­ория эта подверглась совершенно сокрушительной критике со сто­роны великого психолога Вундта и выглядит абсолютно неприемле­мой в свете любой из работ сэра Джеймса Фрэзера. Исходя из своих собственных исследований мифов, бытующих у дикарей, я должен сказать, что чисто художественный или научный интерес человека примитивного общества к природе весьма ограничен; в его представ­лениях и сказаниях символизм занимает совсем незначительное место; в действительности миф — это не поэтическая рапсодия, не излияние потока досужих вымыслов, а действенная и исключитель­но важная культурная сила. Кроме того, наряду с игнорированием культурной функции мифа, эта теория приписывает человеку при­митивной культуры ряд надуманных интересов и смешивает не­сколько четко различимых типов фольклора — волшебную сказку, легенду, сагу и священное сказание, или миф.

Полной противоположностью этой теории, которая придает мифу натуралистический, символический и нереальный характер, являет­ся теория, которая рассматривает священное предание как истори­ческий пересказ подлинных событий прошлого. Эта точка зрения